Неточные совпадения
Женщина рассказала печальную
историю, перебивая рассказ умильным гульканием девочке и уверениями, что Мери в раю. Когда Лонгрен узнал подробности, рай показался ему немного светлее дровяного сарая, и он подумал, что огонь простой лампы — будь теперь они все вместе, втроем — был бы для ушедшей в неведомую
страну женщины незаменимой отрадой.
Деликатностью обладал благовоспитанный человек либерального образа мысли, а скромностью Ерухимович наградил
историю одной
страны.
Взяв газету, он прилег на диван. Передовая статья газеты «Наше слово» крупным, но сбитым шрифтом, со множеством знаков вопроса и восклицания, сердито кричала о людях, у которых «нет чувства ответственности пред
страной, пред
историей».
Он крепко вытер бороду салфеткой и напористо начал поучать, что
историю делают не Герцены, не Чернышевские, а Стефенсоны и Аркрайты и что в
стране, где народ верит в домовых, колдунов, а землю ковыряет деревянной сохой, стишками ничего не сделаешь.
Выше сказано было, что колония теперь переживает один из самых знаменательных моментов своей
истории: действительно оно так. До сих пор колония была не что иное, как английская провинция, живущая по законам, начертанным ей метрополиею, сообразно духу последней, а не действительным потребностям
страны. Не раз заочные распоряжения лондонского колониального министра противоречили нуждам края и вели за собою местные неудобства и затруднения в делах.
Классы и сословия слабо были развиты и не играли той роли, какую играли в
истории западных
стран.
Существуют
страны и народы, огромная роль которых в
истории определяется не положительным, творческим призванием, а той карой, которую несут они другим народам за их грехи.
Совершенно сообразно этой
истории, Бьюмонт, родившийся и до 20 лет живший в Тамбовской губернии, с одним только американцем или англичанином на 20 или 50 или 100 верст кругом, с своим отцом, который целый день был на заводе, сообразно этой
истории, Чарльз Бьюмонт говорил по — русски, как чистый русский, а по — английски — бойко, хорошо, но все-таки не совершенно чисто, как следует человеку, уже только в зрелые годы прожившему несколько лет в
стране английского языка.
Где? укажите — я бросаю смело перчатку — исключаю только на время одну
страну, Италию, и отмерю шаги поля битвы, то есть не выпущу противника из статистики в
историю.
Максим пользовался им, чтобы знакомить мальчика с
историей его
страны, и вся она прошла перед воображением слепого, сплетенная из звуков.
Райнер весь обращался в слух и внимание, а Ярошиньский все более и более распространялся о значении женщин в
истории, цитировал целые латинские места из Тацита, изобличая познания, нисколько не отвечающие званию простого офицера бывших войск польских, и, наконец, свел как-то все на необходимость женского участия во всяком прогрессивном движении
страны.
Таким же вычурным языком он рассказывал рабочим
истории о том, как в разных
странах народ пытался облегчить свою жизнь.
Всегда эта
страна представляла собой грудь, о которую разбивались удары
истории. Вынесла она и удельную поножовщину, и татарщину, и московские идеалы государственности, и петербургское просветительное озорство и закрепощение. Все выстрадала и за всем тем осталась загадочною, не выработав самостоятельных форм общежития. А между тем самый поверхностный взгляд на карту удостоверяет, что без этих форм в будущем предстоит только мучительное умирание…
Альбом служил как бы дополнением, иллюстрацией к сатирическим рассказам князя Василия. Со своим непоколебимым спокойствием он показывал, например: «
Историю любовных похождений храброго генерала Аносова в Турции, Болгарии и других
странах»; «Приключение петиметра князя Николя Булат-Тугановского в Монте-Карло» и так далее.
— Я был очень рад, — начал становой, — что родился римским католиком; в такой
стране, как Россия, которую принято называть самою веротерпимою, и по неотразимым побуждениям искать соединения с независимейшею церковью, я уже был и лютеранином, и реформатом, и вообще три раза перешел из одного христианского исповедания в другое, и все благополучно; но два года тому назад я принял православие, и вот в этом собственно моя
история.
— И не покупайте, это не
история, в ней только и говорится, что такой-то царь побил такого-то, такой-то князь такого-то и больше ничего…
Истории развития народа и
страны там и нет.
Все эти
истории были как-то особенно просты, как будто они совершались в
стране, населённой жуликами обоего пола, все эти жулики ходили голыми, а любимым их удовольствием был свальный грех.
Все почувствовали, что эта
история, уже по одной своей скандалезности, может получить неприятную огласку, пойдет, пожалуй, еще в дальние
страны, и — чего-чего не было переговорено и пересказано.
Дикие, бесстыдные древляне, кроткие поляне, музыкальные обитатели
стран прибалтийских, своевольные необузданные жители прибрежий Дуная — все они оставили, конечно, следы в дальнейшей
истории и жизни народа русского.
В год почти все матросы, за исключением нескольких, не желавших учиться, умели читать и писать, знали четыре правила арифметики и имели некоторые понятия из русской
истории и географии — преимущественно о тех
странах, которые посещал корвет.
И сколько духовного наслаждения вы получите, если будете смотреть на мир божий, на вечно окружающую нас природу — и на море, и на небо — так сказать, вооруженным глазом, понимающим ее явления, и воспринимать впечатления новых
стран, совсем иных культур и народов, приготовленные предварительным знакомством с
историей, с бытом ее обитателей, с ее памятниками…
Немцы вытеснили сравнительно слабый отряд французов из Эльзас-Лотарингии и двинулись дальше, в глубь
страны. Здесь повторилась та же
история, что и в Бельгии. Разрушается прекрасный, наполненный лучшими произведениями искусства, замок Шантильи. A несколько позднее, громится и разрушается теми же гигантскими немецкими сорокадюймовыми снарядами один из величайших по красоте и старинной готической архитектуре Реймсский собор.
Состав депутатов дышал злостью реакции обезумевших от страха"буржуев". Гамбетта был как бы в"безвестном отсутствии", не желая рисковать возвращением. Слова"республиканская свобода"отзывались горькой иронией, и для каждого ясно было то, что до тех пор, пока
страна не придет в себя, ей нужен такой хитроумный старик, как автор"
Истории Консульства и Империи".
Такой"хозяйский"поступок показался мне весьма мало подходящим к редактору самой либеральной газеты. Не затевая с Коршем
истории, я свой законный протест высказал в письме к Суворину, где по-товарищески разобрал этот инцидент и выразился, между прочим, что этаким способом барыни увольняют прислугу, да и то в образованных
странах дают ей неделю, как говорится у французов.
Западники никакого своеобразия в русской
истории не видели, считали Россию лишь
страной отсталой в просвещении и цивилизации, западно же европейский тип цивилизации был для них единственным и универсальным.
В каком бы доме, казалось, он ни жил, «дом» был бы мал для него, несоизмерим с ним; а соизмеримым с ним, «идущим к нему», было поле, лес, природа, село, народ, т. е.
страна и
история.
В громадных невиданных в
истории муках нарождалась на родине новая жизнь, совершалось историческое событие, колебавшее самую глубокую подпочву
страны, миллионы людей боролись и рвали на себе цепи. Здесь отношение было одно...